– Сеня, гляди, какая красавица!
А я от ужаса онемел. Лежит какая-то жуткая кукла, голова огромная, тела почти нет, руки-ноги – словно паучьи лапки.
До сих пор свою оторопь помню, я подумал в тот момент: «Вот беда, надо же таким страшилищем уродиться!» Еле-еле улыбку на губах удержал. А через пару месяцев Юля стала похожа на человека, и я успокоился, не хуже, чем у других, девочка получилась.
– Значит, ребенок в браке появился не сразу? – переспросил я.
Сергей Михайлович причмокнул.
– Нет. Они уже всякую надежду потеряли, думали, останутся бездетными. Лена лечилась, постоянно по врачам моталась, ей всякие подсадки эмбрионов делали. Извините, не очень я в курсе. Один раз Федя улетел в Тольятти и задержался там, а меня позвала Лена и попросила:
– Сеня, отвези меня в Центр матери и ребенка на процедуру.
Другу семьи совсем не хотелось тащиться с Еленой по столь щекотливому делу, и он попытался отбиться.
– Лучше дождись Федора, он во вторник вернется.
Лена заплакала.
– Семен, я упущу время, надо прийти в определенный день цикла, когда яйцеклетка созрела. Умоляю, не лишай нас шанса.
– Уже несусь, – остановил ее Семен Михайлович. Его испугали слова про цикл и яйцеклетку, но деваться было некуда.
Лена провела у врача пару часов, потом вышла, вытирая лицо носовым платком, и прошептала:
– Сеня, надежды более нет, мы испробовали все, но результат – ноль. Остается надеяться на чудо.
– И оно произошло? – перебил я Семена.
Тот пожал плечами.
– Я не верю в чудо, но Лена отправилась молебны заказывать, поклоны перед иконами била и… забеременела. Провела почти семь месяцев в больнице и родила Юлю.
– Вы ее, конечно, навещали? – провокационно осведомился я.
– Нет, – возразил Семен, – к ней никого не пускали: она лежала в частной клинике в Подмосковье, врачи опасались инфекции, а сама Лена даже во двор не выходила, боялась осложнений, она-то понимала: судьба послала ей уникальный шанс. Елена Юлечку выстрадала.
– Все хорошо, что хорошо кончается! – воскликнул я.
Семен кашлянул.
– Федя с Леной погибли, Юля сейчас в лучшем интернате, я слежу за ее судьбой. Она в восемнадцать лет станет обеспеченной, вернется в родительскую квартиру, поступит в вуз. Надеюсь, она перестанет отвратительно себя вести!
– У Юли есть проблемы? – встрепенулся я.
– Злая девочка, – неодобрительно заметил опекун. – В пять лет объявила Лене: «Ты мне не родная мать. И я не Юля, а Катя». Вот уж гадость мелкая! Сказать такое матери, которая ее у Бога вымолила, а потом во рту носила. Да, Елена была строгой, ребенок жил по четкому расписанию: подъем в семь, обливание холодной водой, уроки русского, математики, иностранного языка, прогулка, обед, час отдыха, занятия спортом. Никакого телевизора, компьютера или идиотских американских мультфильмов, правильная здоровая пища и общение только с теми детьми, чьих родителей знала Лена.
– Похоже на концлагерь, – не удержался я.
– Чушь, – вспылил Семен, – Елена и Федор ответственно подошли к воспитанию дочери, они боялись влияния внешней среды на Юлю. На мой взгляд, родители совершили лишь одну ошибку: в воскресенье девочку возили в школу при церкви.
– Что ж плохого в лекциях батюшки? – удивился я. – В божьем храме плохому не научат!
Семен Михайлович сложил руки на груди.
– Церковники задурили девочке голову, она после года изучения Библии начала чушь молоть про Деву Марию, которая ей во сне является и про родную маму рассказывает. Лена очень расстраивалась, даже плакала, а Федор дочь наказывал, но толку-то. Думаю, они из-за Юли и погибли. В тот день девочка им заявила:
– Завтра Рождество, я должна уйти, меня зовет родная мамочка.
У Лены случилась истерика, а отец запер фантазерку в квартире и позвонил мне со словами:
– Сеня, я больше не могу терпеть Юлины закидоны. Мы сейчас с Леной съездим в магазин, а потом прикатим к тебе, надо посоветоваться.
Я, конечно же, согласился и, уже вешая трубку, услышал, как Лена сказала мужу:
– Если ты Семену расскажешь правду, я с ума сойду.
А Федя ей ответил:
– Сейчас Юля нам цветочки преподносит, а в тринадцать лет созреют ягодки, лучше сразу признать: она психопатка, и начать ее лечить.
До меня они в тот день так и не добрались, врезались в рейсовый автобус.
– Значит, девочка именовала себя Катей еще до гибели родителей? – уточнил я.
– С пяти лет чушь стала бубнить, – зло откликнулся Семен, – а через год Лена с Федей разбились.
Любезно поблагодарив опекуна, я вышел на улицу, поднял воротник пальто и поспешил в расположенное неподалеку кафе. К сожалению, моя машина в ремонте, передвигаться приходится пешком, а это серьезное испытание для того, кто много лет сидел за рулем. Я настолько свыкся с ролью водителя, что порой, идя по улице на своих двоих, растерянно останавливаюсь при виде знака, запрещающего поворот, и лишь через пару секунд понимаю: перечеркнутая стрелка не имеет ни малейшего отношения к безлошадному человеку. Конечно, в Москве варварские пробки, но, находясь в своей иномарке, я могу спокойно обдумывать проблемы, а вот в метро теряю способность мыслить. Сейчас мне необходимо зайти в трактир.
Заказав для приличия кофе с плюшкой, я позвонил своему приятелю Максу и спросил:
– Ты где?
– Угадай, – без особой радости ответил Воронов.
– На работе? – предположил я.
– Молодец, – повеселел товарищ, – хочешь поучаствовать в суперигре?
– Нет, заберу выигранную кофемолку. Лучше синица в руках, чем журавль в небе, – подыграл я Максу. – Можешь навести справки об одной даме? Лариса Ремизова, отчества не знаю, возраст около сорока, примерно семь лет назад работала акушером-гинекологом в научном центре «Улыбка детства». Мне очень нужен ее адрес, телефон, короче, любой контакт.